Возможно, самый знаменитый музыкальный критик в России прибыл в Красноярск вместе с передвижным фестивалем современного искусства «Будущее зависит от тебя. Новые правила» – который до этого уже побывал во Владивостоке, а после Красноярска проедется ещё по пяти городам страны. В эти выходные Артемий Троицкий выступил на открытии кино-отделения этого фестиваля, по-домашнему пообщавшись с полупустым залом Дома кино без микрофона, а после, комфортно расположившись в фойе на симпатичном красном диванчике, любезно побеседовал с обозревателем Newslab.ru. Беседа шла обо всём на свете – о роли Троицкого в фестивале, коллекционировании современного искусства, провинциальной косности и даже (раз уж наш обозреватель так и не сумел скрыть в рамках этого интервью своей меломанской сущности) о музыке на виниле и компакт-дисках, а также в водопроводе.
Давайте начнём, наверное, с фестиваля «Будущее зависит от тебя». Что вас привлекло в самой идее такого фестиваля, что заставило сказать «Да, это здорово, надо непременно принять в этом участие»?
Я думаю, что у меня не было выхода. Потому что вся идея этого передвижного фестиваля, его концепция изобретена Пьером Броше. А Пьер Броше – мой друг и сосед. И когда он меня попросил до некоторой степени о помощи, о партнёрстве, о содействии, то сказать ему «Нет, Пьер, пошёл ты куда подальше» я не мог уже исходя из личных побуждений. Но это не всё. Дело в том, что с одной стороны, этому проекту нужна была одна более или менее публичная мордашка. С другой стороны, это должен был быть человек, который не чужд вот этого всего актуального искусства. И, в общем-то, тут эти две прямые сошлись в одной точке, и этой точкой как раз был я.
Потому что я, с одной стороны, давным-давно знаком и дружу и бухаю с большим количеством наших художников, а с другой стороны, благодаря этой дружбе я собрал довольно приличную коллекцию современного искусства. В Москве моя коллекция примерно в первой десятке, уже прошло несколько выставок. То есть, я знаю, о чём говорю. В данном случае на этом проекте я выступаю не в качестве такого формального конферансье, вроде Ивана Урганта, Игоря Верника и прочих, которым хоть современное искусство, хоть макаронная фабрика, хоть банк – всё равно. Они работают, как профессионалы, за зарплату. Я же человек, который находится в данной теме. Собственно, так примерно всё и сложилось. Кроме того, я люблю путешествовать, люблю бывать в российских регионах, так что в чисто человеческом отношении этот проект мне тоже интересен. Ну, и мне нравится идея двигать искусство в массы.
Сейчас у вас только второй город, и говорить о каких-то промежуточных итогах, наверное, рано, но всё же – есть какое-то общее ощущение о том, как фестиваль принимают?
Мне трудно сказать. Согласитесь, было бы странно, если бы уважаемые хозяева и принимающие стороны стали бы мне говорить, что у вас всё очень фигово, картины говно, и сами вы – сомнительные личности. То есть, может быть, что многие так думают; может, даже большинство так думает. Но пока что никто не решался сказать мне это в лицо. Пока что всё происходит очень вежливо. У меня есть такое ощущение, что поскольку мы убедительно говорим о том, что актуальное искусство – это интересно, это важно, это модно, это востребовано, и так далее, люди как бы думают «Ага, это нужно, это модно, значит, надо будет как-то пересилить себя и всю эту гадость полюбить». Очень может быть, что такое настроение превалирует. С другой стороны, я уверен, что большому количеству народа всё это искренне нравится.
Я почему спрашиваю – просто наблюдая за такими событиями здесь, на нашем уровне, часто сталкиваешься с очень интересной реакцией. Буквально на днях Пьер Броше был в гостях у одной местной телекомпании, и там беседа с ведущим шла примерно в таком духе: «А вот мне говорили, что современное искусство – это эпатаж и кошмар, разве это хорошо?» Получается, что нам что-то привозят, а мы в ответ говорим – «Ой, что это такое, что это вы нам привезли тут?»
Нет, ну от провинциализма вообще и провинциальных комплексов в частности надо избавляться. Тем более в городе Красноярске. Слава богу, Красноярск – это не тайга, и не какая-то задроченная глухая провинция. Красноярск – огромный город, богатый город, культурный город. И когда я услышал, что тут какие-то здешние культурные начальницы настойчиво отговаривали губернатора Хлопонина от посещения выставки и аргументировали это тем, что выставка порнографическая – это очень нелестно говорит о культурном руководстве города Красноярска. Это даже не вчерашний день, это позавчерашний день. Это какое-то мракобесие. Слава богу, и министра культуры Соколова турнули, который тоже иногда отличался такого рода высказываниями, и на его место взяли абсолютно адекватного современного человека. Но в любом случае, такая косность, тупая провинциальная косность никак не украшает город, тем более его культурные инстанции.
Вы говорили, что любите нести культуру в массы – что, в принципе, и так видно по вашей деятельности – например, ваши передачи на телевидении и на радио…
Да, я люблю это занятие, и до сих пор занимался этим исключительно на ниве музыки, но вот на старости лет и с визуальным искусством себя связал.
Часто бывает, что у различных маститых критиков имеется такая любимая коза, на которую они сядут и едут, не признавая ничего другого вокруг. Вы же занимаетесь вот и искусством, и музыкой – и если посмотреть, например, плэй-листы вашей радиопередачи, то сразу бросается в глаза то стилистическое разнообразие, что там имеется. Как вам удаётся сохранять такой энтузиазм по поводу всего на свете?
Я вообще люблю в жизни всё новое – новые ощущения, новую информацию. Меня это очень стимулирует. Это касается и музыки, это касается и искусства вообще, это касается и девушек, и вообще того, как я живу. Конкретно в музыке я могу сказать, что я, конечно, не зациклен на каком-то одном стиле, и мне не нравится, когда меня привязывают, например, к рок-музыке. Артемий Троицкий – это обязательно рок-музыка; хотя если послушать мою программу, то нетрудно убедиться, что рок там занимает не более четверти её объема. Скажу так – в программе у меня звучит исключительно та музыка, которая мне на самом деле нравится.
Любимых коз у меня нет, но есть нелюбимые козы. Скажем, какую-нибудь ширпотребную попсу я не люблю. Или есть такие жанры рока, как, например, хэви-метал, который я тоже не люблю. Я его не слушаю, и в программу я его не ставлю, и когда меня начинают спрашивать «Что вы думаете о последней работе, скажем, Iron Maiden?», для меня это звучит смешно. Иногда я что-то слушаю в этом жанре, но исключительно для того, чтобы быть в курсе – скажем, Mars Volta какая-нибудь. Их я слушаю, потому что эта группа представляет определенный небезынтересный тренд; но их диски у себя в коллекции я не оставляю.
Раз уж мы заговорили о коллекциях, то скажите – как вы, как любитель музыки, определяетесь с форматом? Сейчас многие спорят на этот счёт, что лучше – компакт-диски или винил, и допустимо ли вообще mp3, или его нужно уничтожить как класс. Что вам ближе?
Моя позиция на самом деле проста и утилитарна. Во-первых, я не аудиофил. Есть большое количество всяких ребят, которые устанавливают у себя фантастическую аппаратуру – ламповые усилители, какие-то суперкабели с золотыми клеммами, какие-то вертушки с мраморными блинами, и так далее. У меня же дома очень простая аппаратура, и связано это в основном с тем, что музыки я слушаю много, и слушать мне её надо быстро. Я не могу себе позволить такую роскошь – ставить диск на блин вертушки, подводить тонарм, что-то там ещё передвигать с песенки на песенку. Это всё очень приятно, конечно, это такое душевное занятие. И виниловые пластинки просто как предмет мне очень нравятся – в первую очередь потому, что, в отличие от компакт-дисков, они пахнут. У компакт-диска, к сожалению, никакого запаха нет. Несмотря на это, я практически не использую виниловые пластинки – из-за того, что дело это долгое и церемонное. С компакт-диском удобнее – сунул, нажал “Play”, перемотал треки. Я могу работать только так. Виниловых пластинок у меня дома довольно много, но я уже забыл, когда в последний раз их ставил.
Что касается mp3, то его я вообще не использую никак. У меня и так мало времени и много занятий – и если я начну ещё серьёзно заниматься интернетом, у меня просто совсем не останется времени. Было бы здорово, конечно, потому что через сеть можно дотянуться до гигантского пласта информации, но я просто не могу этого сделать.
(В этом месте нас немного прерывают – подача уходит съемочной группе неузнанной мной местной телекомпании, последние минуты три жестикулировавшей мне дать и им возможность побеседовать с гостем. Поскольку ни Артемий Кивович, ни ваш покорный слуга, в отличие от телевизионщиков, никуда не торопятся, группа перехватывает инициативу на себя. Артемию Кивовичу цепляют микрофончик, ведущая садится на престранного вида деревянный стульчик, извлеченный, кажется из гардероба Дома кино, и какое-то время они беседуют о кино. Например, о ролях Троицкого в кино – о «Даунхаусе», который он любит («Согласился сниматься из-за хорошей компании»), и о «Глянце», который нет («Мне просто было лестно, что меня позвал в кино режиссер с таким именем»). В финале Троицкий признаётся, что мечтал бы сняться в экранизации Стругацких, например, в «Гадких лебедях» – «Слышал, что фильм вроде запускается, и просил своих знакомых в кинобизнесе передать режиссеру, что я готов сыграть какую угодно роль, хоть забесплатно». После этого телевизионщики сворачиваются, а я возвращаюсь на уютный красный диванчик).
Не хочется вас расстраивать, но «Гадкие лебеди» давно уже закончены и даже прошли в прокате. У нас их как раз в Доме кино показывали.
Надо же, я и не знал.
(Тут нас снова прерывают – на этот раз симпатичная блондинка лет примерно 19-ти на вид, протягивающая Троицкому его книжку с просьбой подписать её. «Как вас зовут?» – «Марина». Троицкий размашисто пишет в книжке – «Марине от» и делает стрелочку на собственное имя на странице. Внизу пишет «Счастливо!», ставит число и подпись. Марина уходит, сияя).
Ещё остался такой вопрос – что вы думаете о том, что многие сейчас называют будущим музыки, то есть об интернет-распространении? Как группа Radiohead, например, или Nine Inch Nails, которые выкладывают свои новые пластинки в открытый доступ – как вы считаете, есть за этим какая-то перспектива?
Я думаю, ваш вопрос уже немного устарел. Примерно как моя история с «Гадкими лебедями». Это уже произошло, это будущее уже пришло, и прошлое никогда не вернётся. Аудионосители, конечно, не перестанут выпускать, но это будет крошечный сегмент рынка. Компакт-диски будут по-прежнему выходить, но если раньше речь шла о миллиардных тиражах, то теперь это всё будет на два-три порядка меньше. Их будут по-прежнему покупать всякие люди вроде меня, а вся остальная музыка будет жить в интернете и прекрасно себя чувствовать. Я считаю, что это абсолютно позитивная история. Потому что теперь очень сократился путь между производителем музыки и слушателем – если раньше на этом пути торчала целая толпа посредников и паразитов, всевозможные паблишеры, фирмы грамзаписи, дистрибьюторы, торговые сети, и так далее. Сейчас это всё уже в прошлом. Да и такие формы, как, например, iTunes – они тоже уже обречены. Это был, конечно, очень успешный проект, но осталось ему недолго. Потому что скачивать песню за доллар – кому это нафиг надо?
Особенно если можно не платить этот доллар.
Вот именно. Я думаю, что в очень недалеком будущем скачивание музыки будет проходить таким псевдобесплатным образом. То есть, распространяться она будет примерно как электричество или водопроводная вода. Люди будут платить какую-то фиксированную, или, может быть, повременную сумму денег, достаточно небольшую, может, долларов 10 или 20 в месяц, и за эти деньги скачивать что угодно, откуда угодно и в любых количествах. Практически сто процентов, что на этом сердце успокоится.
Беседовал Сергей Мезенов
