Интервью с Прилепиным - так уж получилось - штрихпунктирное. Писатель приезжал в Красноярск в рамках акции «Литературный экспресс». Участники акции прилетели рано утром, заселились в гостиницу, а уже в десять поехали в Овсянку - на могилу Виктора Астафьева и в его дом-музей. Беседовать пришлось по ходу дела, урывками, с передышками и остановками.
***
Итак, мы с Захаром - на заднем сиденье «Икаруса». Но едва я включаю диктофон, как приставленная к литераторам экскурсовод начинает громко, с напором рассказывать «дорогим гостям города» о Красноярске.
- Будем друг другу мешать, - говорит Прилепин, имея в виду экскурсовода. - Придется подождать, пока она закончит.
Диктофон выключен. Мы молчим... Прилепин сам первым прерывает неловкое молчание, кивает за окно:
- Чистый город.
- От Нижнего Новгорода, где вы живете, отличается?
- Сложно сравнивать, я Красноярск вижу всего десять минут...
На одиннадцатой минуте у Прилепина звонит телефон. «Да, Дима!» Дима - это еще один пассажир «Литэкспресса» Дмитрий Быков, в Овсянку он не поехал.
- Он пошел к вашему красноярскому писателю, своему товарищу Мише Успенскому на пельмешки, - поясняет отсутствие Быкова Прилепин.
- Ему повезло, - говорю я. Я тоже имею в виду экскурсовода. - Представляете, сколько городов вам с «Экспрессом» предстоит посетить - и в каждом вот такое дежурное «Посмотрите налево, посмотрите направо».
- Ну что ж поделать... Это нормально.
- Вы неожиданно политкорректны.
- Я просто не выспался.
Экскурсовод никак не заканчивает. Мы все-таки вынуждены разговаривать в параллель.
***
Захар, вы в своих интервью не раз говорили, что литература не в состоянии влиять на умы и человеческую природу. Но если писатель немощен, то почему и зачем вы - писатель?
Но я же не ставлю задачу пасти народы. Я пишу по иным причинам. Мне это льстит - лицезреть свои книги в магазинах, знать, что у меня есть читатели, те же интервью давать, мне нравится внимание, нравится, когда меня хвалят. Творческие люди по определению нарциссы, и я своего нарциссизма не скрываю. А кроме того, мне в удовольствие сам процесс писания.
Вы легко пишете?
Да. Совершенно не понимаю тех коллег по цеху, для кого писание - тягота: они неделю сочиняют рассказик в две странички, а потом месяц восстанавливаются, потому что израсходовали всю энергию, повредили свою внутреннюю структуру. Я не вымучиваю откровения, не пишу кровью сердца - просто записываю, что у меня в голове. Для меня литература - славное, милое увлечение. Я танцую эдакие легкие танцы.
Весьма вызывающе танцуете. Странно только, что при всех вызовах и выпадах в сторону власти, которые есть в ваших книгах, вы властью привечаемы. Это что - попытка государства продемонстрировать свою лояльность к инакомыслящим?
Среди моих премий нет ни одной государственной.
Но вас приглашали на встречу молодых литераторов с Путиным.
Это произошло по случайности. Меня сначала позвали, а потом вспомнили, что я не слишком-то угодный и писатель, и человек, - подошли ко мне: «Захар, умоляем, не говорите о политике!» Я на уговор не согласился, я для того к Путину и шел - просить амнистии двадцати политзаключенным, членам НБП. Партию НБП тогда как раз запретили, активистов посадили в тюрьму. И вот уже два года прошло, но все как сидели, так и сидят. А меня с тех пор не зовут на встречи в верхах. Да и я и не стремлюсь.
Мы не в верхах - можем и о политике поговорить.
В России нет политики. Политика сведена к некоему театру, где все заранее срежиссировано, предсказуемо, скучно и постыдно, все ходы и роли расписаны, а тех, кто не соответствует сценарию, не допускают на сцену. Печальнее всего то, что клоунада принимается как должное и даже приветствуется. Я ездил в Ригу на книжную ярмарку - сидим в ресторане, ужинаем, и тут заходит их президент - никто головы не повернул, невозмутимо продолжали есть и разговаривать! Я поразился! В России тот же Путин... его, правда, немыслимо представить вот так запросто входящим в ресторан, но если вдруг - все поперхнутся и с мест повскакивают! У нас какое-то крепостное идолопоклонство перед властью.
Тем не менее в последнее время немало говорится о предощущении революции в России.
У меня нет такого ощущения. Именно в связи с вышесказанным - Россия лишена воли к сопротивлению, нет ни достаточного раздражения в массах, ни сил, которые могут стать инициаторами гражданского неповиновения. Будущее России, по моим ощущениям, не революционное, а довольно апокалиптическое: страна на пороге тотального кризиса, и вряд ли она с ним справится, во всяком случае, я не верю в адекватность принимаемых мер.
Вам не страшно?
Страшно. Я многодетный отец.
Как же вы отважились на троих детей?
Я этого не планировал, они как-то сами рождались... Я присутствовал на родах всех троих. Два сыночка и лапочка-дочка у меня: Глеб, Игнат и Кирочка, десять, четыре и три годика. Очень хорошие, красивые детки - слава Богу и жене Машеньке.
Дети знают, что папа - писатель?
Маленькие еще не понимают, а старший - да, знает, гордится. Когда я получал «Национальный бестселлер» - взял его на церемонию вручения, так он влез на стол и закричал: «Мой папа самый лучший!» А недавно сам начал писать стихи и спрашивает: «Пап, а за что дороже платят - за поэзию или за прозу?» Вот, кстати, к вопросу, почему я пишу, - дети хотят кушать и едят неустанно, как жуки древесные, а за книжки платят гонорары.
Да вы циник!
Я просто и вправду не считаю писательство мессианством. Когда я напишу то количество книг, которое сможет прокормить мою семью, я поставлю точку.
И?
И построю дом у реки. Буду сидеть, смотреть, как вода течет, - это самое замечательное занятие на свете.
***
На полпути из Красноярска в Овсянку мы делаем первую остановку. Выходим на смотровую площадку. Прилепин, пусть на четверть часа, но воплощает мечту - созерцает неспешно текущие воды Енисея.
***
Захар, а давайте о течении жизни. Конечно, вы многажды рассказывали, но не все читали и слышали, поэтому, может, перечислите конспективно этапы вашего жизненного пути: филфак, Чечня, членство в НБП, участие в «Марше несогласных»...
Конспективно вы сами все перечислили. В целом же могу сказать: из произошедшего со мною сильнее всего на меня повлияли два самых главных факта - смерть отца и рождение детей. Благодаря этому я осознал, что Бог есть, что в жизни есть трагичное, а есть чудесное, и что сама жизнь человеческая - это величайший сладостный дар. Важнее этого осознания и нет ничего. А командировки в Чечню, НБП, митинги, неприятности с правоохранительными органами - это лишь трата самого вещества жизни, его, естественно, надо тратить, рвать в клочья и использовать, насколько возможно.
Но вы ведь решали, на что конкретно потратиться.
Да нет, это спонтанно случалось - что-то подворачивалось... На филфак, к примеру, поступил, потому что - куда ж еще: с точными науками у меня напряженные взаимоотношения, а книжками я с детства зачитывался. Лет в десять приходил из школы и, наплевав на уроки и прогулки с друзьями, открывал том Есенина - читал по три-четыре часа вслух, нараспев, не понимая процентов восемьдесят, но наслаждаясь словом, его пленительной красотой и музыкой.
***
Мы подъезжаем к могиле Астафьева. Экскурсовод зачем-то делает замечание, дескать, Виктор Петрович завещал не тревожить его понапрасну, так что вы уж потише, потактичнее, на могилке-то.
- Нет, - ворчит Прилепин, - мы, хамы, не понимаем. Будем водку пить и ругаться матерно.
Возле могилы он подчеркнуто держится в стороне.
***
Вы читали Астафьева?
Естественно!
Почему «естественно»? Вот в Кемерове есть прозаик Андрей Иванов, ему дали Астафьевскую премию, а он в ответ написал рассказ «Я и Астафьев», начинается с фразы: «Я никогда не читал Астафьева».
Надо думать, кому премии давать. Я Астафьева читал! И его текст всегда потрясал меня своим неодолимым натиском - вроде, упираешься руками, ногами, но все равно проваливаешься в этот текст и перемалываешься в нем, как в жерновах. Хотя не стану лукавить - Астафьев в числе читаемых, но не в числе самых почитаемых мною авторов.
А кто в их числе? И есть ли сегодня в России по-настоящему великие писатели?
На мой взгляд, как минимум двое - Михаил Тарковский и Алексей Иванов из Перми. Кроме того, есть живые классики - Битов, Распутин. Из молодых - восхищаюсь талантом Димы Быкова, очень нравится проза Сережи Шаргунова, прекрасно пишут Рома Сенчин, Михаил Елизаров. Много имен. Но два имени для меня стоят отдельно - имена тех, кого считаю своими учителями и к кому испытываю сердечную склонность. Это Александр Проханов и, конечно же, Эдуард Лимонов - удивительно яркая, полная страсти и очарования личность, писатель поистине мирового уровня.
Вам не кажется, что писатели сами же друг друга и читают, а читателя, не замутненного писательством, не осталось?
Читать стали меньше, это очевидно. Но, тем не менее, моих книг продано уже сто тысяч экземпляров, и сказать, что меня не читают, значит, выказать неуважение к сотне тысяч проявивших ко мне интерес. Читатель не утрачен. Пусть не вся страна, но определенная ее часть по сию пору литературоцентрична и воспринимает книги как главное средство постижения мироздания. Я смело это утверждаю - мне ежедневно приходит по нескольку читательских писем.
Кто и что пишет?
Самые разные люди. Подростки, причем, в основном, девочки. Кадровые офицеры, военные. Недавно одна старушка написала, что хочет назвать внука в мою честь - Захаром. А потом пришло письмо от ее дочери: «Мама не знала, что Захар - это не настоящее ваше имя».
Почему вы взяли псевдоним?
По паспорту я Евгений Николаевич Прилепин. Когда начал писать, решил отслоить писателя от реального человека: я хоть и пишу о том, о чем имею представление, но мои книги не мемуарные, это художественные произведения, и меня смущают вопросы типа: «А когда расстреливали чеченцев, вы где стояли - слева или справа?» А почему именно Захар? В отличие от интеллигентского легковесного имени Евгений, Захар - имя тяжелое, кряжистое. В нем есть раскатистое рычание, которое мне нравится. Брутальность такая...
Русофильское что-то есть...
Да! Хотя имя не русское, скорее, еврейское.
Вы срослись с псевдонимом?
Более чем. Не только незнакомые, но и друзья, и в принципе все, кроме матери, жены и детей, называют меня Захаром. Я откликаюсь.
***
В Овсянке следуем по заданному экскурсионному маршруту, по астафьевским местам.
Прилепин еще раз повторяет на телекамеры свои слова о мощи астафьевского текста. Раздает автографы, подписывается: «Ваш Захар». Потом показывает мне эсэмэску от гостящего на пельмешках у Успенского Дмитрия Быкова. «Не знаю, как вам, а мне зае..сь!» - пишет писатель Быков писателю Прилепину.
- А можно с вами сфотографироваться?
- Десять тысяч раз! - и, позируя, сдергивает капюшон с головы - открывается, как есть, не таясь.
Словом, впечатление производит самое приятное и непафосное.
***
А какие у вас впечатления о поездке?
Пока все хорошо. У меня всегда так - попав в новое место, поначалу смотрю вокруг широко распахнутыми глазами, но дня через два начинаю уставать и просто зверею. Езжу очень много, из месяца от силы неделю провожу дома - постоянно где-то у черта на рогах. Недавно вернулся из Франции. Буквально ненавидел ее уже под конец, волком выл! Там издали мою книгу «Патологии» - пригласили презентовать.
Насколько велик интерес к русским писателям в мире?
Гораздо меньше, чем раньше. В начале 90-х «Дети Арбата» Рыбакова входили в топ-100 американских книгопродаж. Сегодня о таком успехе и не мечтается. Но та же Франция до сих пор - самая переводящая русских авторов страна.
Трудности перевода возникают?
Мне сложно судить - я, к сожалению, не владею иностранными языками. Но, конечно, некоторые русские реалии иностранцам не ведомы, и в переводах они корректируются. Например, в «Патологиях» у меня герои ездят на козелке - это такая вонючая, старенькая, дрожащая и разваливающаяся на поворотах машинешка. Во Франции козелков нету, поэтому во французском издании пацаны разъезжают на джипе - диссонанс жутчайший: разрушенный Грозный, солдаты, грязь, кровь - и джип. Или у меня они едят самые дешевые консервы - кильку в томате, а в переводе - сардины.
Вас такая вольность переводчиков задевает?
Нет. Меня это смешит.
***
После последней остановки - в кафе - в разговоре повисают сытые паузы.
Прилепин что-то напевает, зачитывает слоганы с придорожных рекламных щитов и время от времени заговаривает о том, о чем самому интересно. Говорит, что самые красивые женщины - в Латвии, самые некрасивые и неряшливые, соответственно, в Америке. Рассказывает о поездке в Индию. Замечает к слову, что русские писатели чаще видят друг друга за пределами России, чем непосредственно в России. Вновь вспоминает о Быкове, признается в дружеских чувствах к «грандиозному человечищу». Еще признается, что ему не важно, кто дает литературные премии: «Все дающие мне денег - хорошие. Они же ничего не просят взамен. А если попросят, я им ничего не дам, ничего не скажу!» Затем переключается на тему «писатель и массовая культура».
***
- Знаете, - спрашивает, - какой самый посещаемый ресурс у меня на сайте? Фотографии! Человек по двести в день их смотрят. Приходится прикармливать - пополнять фотоархив. Но это нормально, я сам в Интернете первым делом фотки смотрю.
То есть нормально, что писатель превращается в попсовую фигуру, которую все видели, но далеко не все читали?
Я такого не говорил! Как раз кого видят, тех и читают. Лидеры продаж - это медиаперсоны: Веллер, Гришковец, тот же Быков.
Пелевин не медиа, а продается не хуже.
У Пелевина другая мифология, он идет от противного и привлекает именно закрытостью, загадочностью. Но тут еще надо учитывать, что Пелевин, Сорокин, Улицкая стали известными и утвердились в своем статусе, когда популярность литературы в разы и на порядки превышала популярность телевидения, их ранние вещи печатались в толстых журналах с миллионными тиражами. В наши дни такие тиражи нереальны, и телевидение - единственная возможность для молодого писателя заявить: «Вот он я!»
Пользуетесь возможностью?
Разумеется. После участия в «Школе злословия» мой сайт по посещаемости занял второе место среди литературных и уступал только сайту Дарьи Донцовой, прости Господи! Хотя, конечно, я не на все приглашения в телевизор соглашаюсь. От Малахова звонили, тема программы - эвтаназия, я сказал: «Нет-нет! У меня ранимая психика, я не выдержу. Не пойду!» Надо отличать зерна от плевел, да и меру знать надо - нельзя светиться с утра до вечера и торчать изо всех щелей. Так и книжки писать станет некогда!
***
Возвращаемся в Красноярск. Притормаживаем на Предмостной площади.
У Прилепина здесь пересадка - он едет на встречу с читателями в Железногорск.
- Евгений Николаевич! - зовет его организатор мероприятия.
- Ой! Это ж я! - не сразу спохватывается Захар. - Иду!
Засим немного скомканно прощаемся.
ДОСЬЕ
Захар (Евгений) ПРИЛЕПИН родился в 1975 году. Окончил филологический факультет Нижегородского госуниверситета. Работал грузчиком, охранником, разнорабочим на кладбище, командиром отделения ОМОН, журналистом. Участник боевых действий в Чечне и Дагестане в 1996 и 1999 годах. Участник леворадикальной оппозиции. В настоящее время - гендиректор нижегородского издания «Новой газеты» и главный редактор местного представительства «Агентства политических новостей».
Автор книг «Патологии», «Санькя», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой», «Я пришел из России». Лауреат премий «Национальный бестселлер» (2008), «Ясная Поляна» (2007), Всекитайской международной литературной премии «Лучший зарубежный роман года» (2007) и др. Финалист премии «Русский Букер» (2006). Переведен на французский, польский, чешский, болгарский, латышский и китайский языки.
Наталья Сойнова, "Красноярский комсомолец", фото с официального сайта Захара Прилепина
