 |
"...От себя Марта добавляла, что имеет теперь прямое доказательство моей неверности. Больше я её не увижу. Конечно, она будет страдать, но уж лучше страдать, чем быть дурой. Я знал, что это пустые угрозы, и что достаточно мне будет в ответ написать ей какую-нибудь ложь, а в крайнем случае и правду, чтобы свести их на нет. Но меня задело, что, говоря об окончательном разрыве, Марта не грозилась покончить с собой. Я обвинил её в холодности". "Бес в крови" Реймон Радиге |
Первое мое прочтение этой книги прошло как-то без особых эмоций: ну любовь, ну и что, что не самая обычная. Взрослые плотские отношения подростка и замужней женщины меня не шокировали и не впечатлили. Не нова тема. К тому же по содержанию эта Лолита наоборот значительно уступает Гумбертовым страстям, да и рассказчик не того уровня: до совершенного набоковского слога юному французу Радиге далеко. Так бы и канула в моей памяти эта незамысловатая история, если бы в руки не попал странный дубль, тот же "Бес в крови", но получивший в другом издании и переводе другое имя - "Дьявол во плоти".
Кроме измененного названия (при всей похожести, очевидно, что оба названия - не одно и то же, и "Беса в крови" я нахожу, несомненно, более удачным и подходящим по смыслу) и мелких и несущественных различий в переводах книги, я обнаружила в новом издании длинное послесловие - статью, посвященную автору. Появление этой книги сопровождалось скандалом... Реальная история.... Получалось, что как раз в то время, когда в России убивали царей и зачинали коммунизм, во Франции четырнадцатилетний мальчик встречался с некой взрослой Алисой, а затем, с шестнадцати до восемнадцати лет, юноша по горячим следам скрупулезно исследовал свои любовные переживания, записал их и издал... Семнадцатилетний автор?
Вот это было уже куда интереснее.
Вы представляете себе сегодняшнего семнадцатилетнего подростка? Я - прекрасно. Пусть в чем-то, (не знаю в чем, но "что-то" должно быть: ведь каждое новое поколение, говорят, стоит на плечах предыдущего) сегодняшняя молодежь превосходит своих современников из прошлого, но все же я, увы, не верю, что наши тинэйджеры способны на столь глубокие чувственные переживания, тем более - на их анализ, и тем более - на анализ письменный в литературной форме.
...И я прочитала это ещё раз. Ещё раз, но, смотря на все это другими глазами, видя за каждой строчкой, за каждым откровением юное лицо, которое, представься мне такая возможность, я не смогла бы отличить от лиц моих давних коллег-первокурсников. Неужели хоть кто-то из них мог чувствовать то же самое? Мог так же рассуждать и анализировать собственные чувства? Мыслимо ли хотя бы заподозрить такие глубины, глядя в смеющиеся пустые глаза вчерашнего школьника? История самого Радиге озарила для меня его детище - откровения мальчика и мужа в одном лице теперь поражали меня своей исповедальной искренностью и редкой ранней зрелостью. То, что при первом прочтении казалось мне весьма банальным, из уст подростка начала 20 века зазвучало мудро и проницательно. "Вкус первого поцелуя меня разочаровал, словно плод, отведанный впервые. Ведь наибольшее удовольствие мы находим отнюдь не в новизне, а в привычке", "...тот, кто любит, всегда раздражает чем-нибудь того, кто не любит", - все это совершенно не тронуло меня в первый раз; однако теперь, зная, во сколько лет Радиге написал это, я висла над подобными откровениями, пытаясь понять, что это: врожденная мудрость или случай редкого, форсированного любовными переживаниями, взросления?
"...я хотел бы знать, в каком возрасте имеешь право сказать: "я пережил"? Разве это прошедшее совершенного вида не предполагает логически смерти? Сам-то я думаю, что в любом возрасте, начиная с самого нежного, мы одновременно что-то уже пережили и ещё только начинаем. Как бы там ни было, мне не кажется слишком дерзким требовать права использовать наши воспоминания первых лет ещё до того, как придут последние. Не то чтобы мы осуждали мощное очарование, заключенное в том, чтобы говорить о заре на закате прекрасного дня, но, сколь бы отличным он ни был, не меньший интерес - говорить о нём ещё до того, как настанет ночь". В каком-то смысле эти слова Реймона Радиге оказались пророческими: ведь ночь для него так и не наступила. Сам ли себе он напророчил, или у Господа изначально были виды на этого чересчур вдумчивого и рассудительного юношу, так или иначе, оставив после себя сборник неизданных стихов и два романа, в 1923 году Радиге умер от тифа в двадцатилетнем возрасте. Умер, и тем самым избавил себя от необходимости отвечать на вопрос, мучивший тогда многих: "Стал бы талантливый юноша гениальным взрослым?"...
Елизавета Калитина
