Представьте себе, что вы – девятнадцатилетняя красотка, замужняя и сильно беременная. Ваш брак заключался по любви и на небесах, молодой супруг заботлив и симпатичен, носит вас на руках и разминает ноги. Какая линия поведения кажется вам в данной ситуации наиболее логичной?
1. изучать книжки по уходу за младенцами и делать упражнения Кегеля;
2. гонять мужа-красавца за арбузами и копченой курицей в три часа ночи;
3. затариваться детскими распашонками, игрушками и ванночками;
4. в четыре часа ночи застрелить своего спящего мужа в упор и пятью пулями.
Кхм, ок. Итак, вы застрелили своего мужа, будучи на восьмом месяце беременности. Родив в тюрьме ребенка, вы планируете:
1. уверовать в Бога, завести дружбу с местным священником, выйти на свободу досрочно;
2. стать лесбиянкой;
3. писать слезные письма своей дочке, умоляя ее любить и помнить вас;
4. назвать малышку Плектрудой (чтоб расширить ей жизненные горизонты) и повеситься на простыне в своей камере.
Затрудняетесь с ответом? Ай-яй. А вот у писательницы Амели Нотомб подобных проблем нет. Еле сдерживая истерический смех, она тычет пальцем в первый попавшийся вариант ответа и заявляет: «Прямой угол кипит при девяноста градусах»; «Причастие прошедшего времени согласуется с женщинами, если среди них нет мужчин»; «Кошка обладает брачным нюхом и ночным слухом».
А экзаменаторы стоят, разинув рот, и соображают: то ли эту особу в психбольницу отправлять, то ли премию Букера давать и экранизировать. Поводы для размышлений Амели Нотомб подкидывает, кстати сказать, с завидной регулярностью. Европейка бельгийского происхождения, до семнадцати лет жившая в Японии, вот уже тринадцать лет она пишет по роману в год. «Гигиена убийцы», «Антихриста», «Страх и трепет», «Преступление. Ртуть», – названия ее произведений говорят сами за себя. И новый роман Амели Нотомб «Словарь имен собственных» тоже говорит. С чертовщинкой, дребезжащими иррациональными нотками безумия, с уродством и красотой, связанными в дуалистическом единстве и брошенными на произвол судьбы в мрачном чулане, словом, очаровательный, волшебный и прекрасный «Словарь имен собственных» говорит читателю: «ты, читатель, проходи, эх, пока не получил!».
Потому что если остановиться, плюхнуть-перевернуть раскрытую книжечку внутренностями об стол, задуматься и серьезно так отнестись к прочитанному, действительно можно получить.
Семейные убийства; сумасшедшие крены сюжета, когда кажется – еще вот-вот, и ты вылетишь из колясочки и – головой в стену, и абсурдный, срывающий башню финал могут ввергнуть любого читателя в недоуменные пожимания плечами, горестные потрясания кошельком и надрывные реплики типа «что за … ?!».
Спокойствие, только спокойствие. Читать «Словарь имен собственных» нужно залпом, со включенным воображением и солидной дозой иронии в кобуре. Тогда все пойдет как надо, и вы сможете по достоинству оценить великолепный черный юмор и замечательно чистый литературный слог «Словаря имен собственных».
«…В библиотеке деда Люсетта раскопала словарь имен собственных, изданный еще в прошлом веке. Там можно было найти самые невероятные имена, сулившие своим обладателям яркую, необычную судьбу. Люсетта старательно выписывала имена на листочки. Иногда она их теряла. То там, то сям попадались скомканные клочки бумаги, на которых было выведено “Элевтера” или “Лютегарда”, но никто не понимал, зачем ей понадобилась эта изысканная мертвечина»
«Словарь» Амели Нотомб, как и словарь из библиотеки дедушки Люсетты, полон изысканной мертвечины. Фабъен (простреленный муж из теста-1, хотел назвать ребенка Танги или Жоэль, подлец), Люсетта (ответственная мать из теста-2, «какая, …, Жоэль?!»), и Плектруда, невинная жертва филологических экспедиций матери, замечательно изысканны. Изысканна и плектрудина тетка Клеманс (танцовщица, шизофреничка, садистка), и плектрудин возлюбленный Матье Саладен (в детстве он полизал розетку и умер, потом ожил и доктор пришил ему новый рот), и плектрудина балетная школа (тридцатикилограммовые танцовщицы на запрещенных таблетках и без месячных), и плектрудина подружка Амели Нотомб (редкостная зануда, убить ее мало). И вся эта мертвечина, безусловно изысканная, вытащена на свет божий из семейных подвалов, шкафов и сундуков, и выложена рядком на всеобщее обозрение.
Читать «Словарь имен собственных» очень интересно, а при известном складе характера, еще и весело. И не спрашивайте меня, пожалуйста, зачем его вообще нужно читать. Я сама дочку Евдокией назвала.
Анна Андерсен.
