23, Игорь Лесев

Никогда не знаешь, как жизнь повернётся. Скажи мне кто ещё позавчера, что я когда-нибудь стану недрогнувшей рукой писать в рецензии словосочетание «украинский Стивен Кинг», намереваясь безо всякой иронии сказать именно то, что оно и означает, ни за что бы не поверил. Но, тем не менее, вот он я, делаю именно это. Похоже, ребята, у нас и правда есть потенциальный украинский Стивен Кинг. Зовут его Игорь Лесев, ему 28 лет, и его первый роман «23» даёт достаточно оснований для надежды, что в будущем он с лихвой отработает выданное ему авансом звание.

Внимательный читатель тут наверняка подозрительно спросит — «Значит, всё-таки авансом?» Пока, к сожалению, да, только авансом — Лесеву ещё предстоит хорошенько поработать над языком, который оставляет желать лучшего, и над структурой, которая отличается некоторой нестабильностью. Первые страниц шестьдесят от «23» не испытываешь вообще ничего, кроме медленно закипающего раздражения — кажется, что перед тобой очередной плоскенько написанный современный роман с неприятным героем и вымученной дурацкой интригой. Какие-то зловещие знаки, от которых герой начинает сходит с ума на пустом месте, какая-то страшная женщина в красном платье, что мерещится ему всюду, от порносайтов на работе до автобусов на улице. Однако эти 60 страниц просто нужно перетерпеть — потому что в какой-то момент по их окончанию «23» вдруг ухает в чёрную дыру настоящего вязкого ужаса, из которой практически не выбирается до самого конца. Наступающего, отметим, на странице номер пятьсот десять. Там уже вдруг задумываешься — не исключено, что Лесев намеренно устроил в начале затянутый фальстарт, потому что когда вдруг НАЧИНАЕТСЯ, оказываешься к этому совершенно не готов.

- Добрый вечер, Витенька…
Прямо передо мной стояла Обухова. В руках она держала огромный кухонный нож с деревянной ручкой. Прямо у меня над головой послышалось шуршание, похоже, Соня уже освободилась, и в самое ближайшее время её следовало ждать здесь. Именно на это и рассчитывала мать Димки, загородив мне ножом выход из мастерской.
- Не спеши, Витенька, побудь ещё немного с нами.
- Татьяна Александровна, — голос у меня оказался на удивление ровным и мягким, — я только что вызвал милицию, незачем вам усугублять ваше и без того безрадостное положение.
Обухова застыла в нерешительности. А я подумал — «А действительно, какого чёрта я раньше не вызвал милицию, когда труба ещё работала? Хм. И что бы я им сказал? Меня хочет убить мама моего одноклассника и его жена-покойница?»
- Не ври, Витенька, никуда ты не звонил. Да и не поверит ведь тебе, солнышко, никто.
Татьяна Александровна ехидно заулыбалась, а у меня над головой послышался отчетливый шорох. На меня из чердачного проёма посыпались какие-то пыльные опилки, я чуть заметно приподнял голову. Медлить было нельзя. Но Обухова успела прочитать мои мысли.
- Не дергайся, Витенька, тебе ещё рано умирать.
Мать Димки сделала шаг в глубь мастерской и свободной от ножа рукой стала закрывать входную дверь. Краем глаза я уловил, как из чердачного проёма над моей головой высунулась мертвецки-бледная нога.

В «23» есть две главные вещи, за которые Лесеву хочется — и, пожалуй, даже нужно простить всё порой неловкое ученичество его прозы (которое вообще-то отлично лечится крепкой редактурой, но у нас с ней в последнее время напряг). Во-первых, это довольно любопытная и остроумно выписанная интрига, действительно небанальная с мифологической точки зрения (для жанрового романа ужасов уже огромный плюс) и с огромным количеством деталей и ответвлений. Вот вам только один пример фантазии автора — ключом к раскрытию многолетней мистической тайны, из-за которой погибло много людей, здесь становятся неловкие пионерские стишки, найденные в подшивке старой районной газеты «Трибуна труда». А во-вторых, и в главных, Лесеву блестяще удался дико важный маневр — он очень ловко сумел пересадить мистический ужас в знакомую каждому повседневную реальность. Ужас у Лесева обитает не в параллельных измерениях и не в умозрительных декорациях — он таится в грязных подворотнях и в подъездах типовых пятиэтажек, в тесных общажных умывальных и в рабочих постройках на дачных участках, в районной библиотеке и в грязном автовокзале райцентра. Весь тот тусклый и тухлый непостижимый ужас, что всегда чудился, но никогда не проявлялся. Он — за фасадом старых автобусных остановок, в детсадовских столовках с облупившейся известкой на стенах, в пыльных школьных коридорах, на ржавых качелях на заросшей детской площадке — в «23» предстаёт перед нами во всём своём уродстве. Смотреть — ужасно жутко, но и оторваться никак.