«Божья матерь в кровавых снегах», Еремей Айпин

Роман «Божья матерь в кровавых снегах» вообще-то написан восемь лет назад. Правда, все эти годы он был доступен либо специалистам, либо читателям особенно чутким к уральской словесности. Но все изменилось, когда его автор, ханты-мансийский депутат и поборник интересов малых народов Севера Еремей Айпин был выдвинут на нобелевскую премию по литературе, а издательство «Амфора» переиздало его книгу в одной серии с Уильямом Бойдом или Жилем Леруа — «будущие нобелевские лауреаты». Теперь самое время дооценить бриллиант финно-угорской прозы.

Итак, малоизученная травма советского прошлого: борьба цивилизаций, восстание коренных народов приобского севера против большевиков, так же известное как Кызымское. «Впереди красных отрядов шла весть: „Красные лиственничными дубинками забивают насмерть восставших остяков“. Сам собой напрашивался вывод, что живым в лапы красных лучше не попадаться. И там, где прошли их войска, белые снега Севера стали красными. Это были снега зимы 1933 — 1934 годов». Лишившаяся мужа и старшего сына остячка (дореволюционное название хантов) — Матерь Детей — решает сражаться за жизнь и свободу до конца. Вместе с четырьмя оставшимися в живых детьми она отправляется в многотрудный путь, в то время как где-то неподалеку свирепствует подоспевший из Екатеринбурга отряд. Так и лавирует сюжет: между большим, как житие-мартирий, Человеческим Подвигом и произволом красной нелюди, потерявшей представление о чести и совести.

Если подходить к «Божьей матери» с методом сложения, то роман получается действительно грандиозный. Это изумительный этнографический кладезь: от погребального обряда остяков до символических значений узоров на шубах, от фольклорных преданий о происхождении угров до религиозных особенностей: «Считалось, русская икона охраняет человека от нечистой силы только внутри дома, поблизости от него. А за пределами дома человек находится во власти языческих богов и богинь». Плюс удачно настроенная призма, позволяющая видеть мир как бы глазами мудрого в своей простоте кочевника — практически за счет одних серийных эпитетов (белый русский, красный русский, дом Божий). Плюс гуманитарнозначимая чернуха вроде полного чума изуродованных трупов или матери, от безысходности кормящей младенца собственной кровью. Ну и, наконец, документальный фундамент романа: малоизвестные протоколы, обличающие зверства большевиков в верховьях Оби, даны в приложении.

Но чего в романе нет — так это некоей высшей нервной деятельности. Лобовая религиозная атака, декларативное почвенничество типа «русский не может жить без царя и без Бога в душе», сочащаяся из каждой строчки («Матерь Детей вперила яростно горящий взор в ненавистные оплывшие зенки главаря красных») позиция Айпина — не выстраиваются в единую систему, оставаясь, хоть и однонаправленными, но все же подергиваниями. «Божья матерь в кровавых снегах» — это такой незлонамеренный, но нервический лубок-роман, без конца повторяющий одни и те же простые жесты. К взаимодействию с окружающей средой, будь то «Сердце Пармы» или же «Земля Санникова», он не приспособлен, зато для нобелевской премии кандидат самый что ни на есть подходящий. Потому что в уже основательно забытом позитивистском смысле Еремей Айпин — это идеальный писатель. Добросовестный инженер человеческих душ, общественный деятель, совесть нации, борец с несправедливостью и вообще пример для подражания. При стольких-то добродетелях можно и пренебречь какой-то там литературой. Как недостаточно эмпиричной.