Жажда, Андрей Геласимов.

Далеко не к каждой книжке я готова протянуть руку.
Лишь с третьей частью из моих знакомых произведений я согласна разделить трапезу.Уединиться со мной в спальне, под одеялом, позволено лишь четырем (семи) бумажным счастливчикам.
И уж вовсе единицы заканчивают свою жизнь в моих руках в пенной ванне.
Так вот.
Книжки Андрея Геласимова я готова утопить вот этими самыми руками.
Потому что любое произведение Геласимова – мой старый, боевой, хороший друг. Друг, обладающий чудовищных размеров кредитом доверия, и неважно, как долго я его знаю, и как часто он радует меня феерическими шутками.

Ты любишь его не за власть, деньги, греческий профиль, или за что там еще принято любить.
Душа, прекрасная как спелый арбуз, – вот наивысшая ценность, порождающая неуемную жажду. Жажду общения.
И плевать, если ты знаешь наизусть все истории, - на любимые знакомые черточки можно любоваться часами.

Собственно, о друзьях, настоящих чувствах и жажде и написал Андрей Геласимов «Жажду».

Историю о четырех друзьях, проходивших когда-то армейскую службу в Чечне, и горевших вместе в одном БТРе. Один из них остался без лица, и именно его назначил в рассказчики Геласимов. Костя ремонтирует в одиночку квартиры нуворишей, пропивает заработанные деньги, выкидывает из квартиры зеркала, тоскует, рисует, и вспоминает детство. Пашка и Генка делят деньги, дерутся и видеть друг друга не могут после неудавшегося совместного бизнеса. А Серега просто ушел в запой и пропал, и в его квартире живут незнакомцы.

Казалось бы, нет натуры неблагодарней для изливания на читателя светлых чувств, нежной грусти, и сжимающих сердце трогательных воспоминаний.

Но на то Геласимов и Геласимов, чтобы ему удавалось невозможное.

Мы ездили каждый день. Мы были в Твери, мы были в Калуге. Мы ездили во Владимир. За неделю мы объехали пять городов. Я ночевал во Фрязино то у Генки, то у Пашки, а наутро мы садились в джип и ехали к кому-нибудь из тех, с кем вместе служили в Чечне. Пили водку, разговаривали, вспоминали войну, слушали семейные истории. Иногда я говорил, что выйду покурить, и долго стоял в подъезде, трясясь от холода и выдыхая в темный воздух прозрачный пар. Первые пять минут – чтобы успокоиться, а потом – чтобы дорисовать в голове то, на что у судьбы не хватило времени. Или желания.

Одному я дорисовывал ногу, другому – жену. Третьему – убитых друзей. Четвертому – чтобы ребенок был здоровый. Я рисовал сильными этих пацанов, их жен красивыми, а детей смешными. Я рисовал то, чего у них нет. Карандашами у меня бы так не получилось.

И я очень рада, что кончается все, как и должно, – классически хорошо.
В горячей ванне, с хвойной пеной, и немножко красными глазами.

Анна Андерсен