В конце прошлого года кафедра керамики Красноярского художественного института отметила 30-летие. Собственно, столько же лет и самой керамической школе края — молодой, но уже заявившей о себе. Почетная гостья праздника, профессор Гжельского художественного института Нина Некрасова в интервью «ВК» особенно подчеркнула удивительную живость красноярской керамики.
- Мне очень понравилось, что ваши керамисты все время в поиске — они не сидят на месте, смотрят, ищут, чем-то подпитываются. Но важно при этом сохранить свое лицо. Это не трудно — просто нужно быть честными перед самими собой, любить свой край. Я впервые в Сибири, немногое еще успела посмотреть. Но впечатления сильнейшие — тут иной масштаб, иное дыхание жизни, природы. Есть откуда художникам черпать вдохновение…
- Такое ощущение, Нина Александровна, что вы это произнесли с печалью…
- А как не печалиться? Вокруг Гжели тоже когда-то были заповедные леса. Когда я только приехала работать в Гжель после окончания Строгановки, там можно было пойти в лес и встретить семейство кабанов. Не говоря уже о всякой мелкой живности — лисы, зайцы, белки, глухари, куропатки… А ягоды, а грибы — какие мощь и богатство раньше были в нашей природе! У гжельцев все это испокон веков было на виду, народные умельцы всегда черпали сюжеты из жизни. Что видели вокруг себя, то и изображали. Сейчас все поугробили… Птички разве что еще поют. Ваши художники Елена Краснова и Юлия Юшкова недавно приезжали к нам на практику, им понравилось — говорят, как в санатории побывали. Но все равно, Гжель сегодня — это поселок городского типа, не деревня. И устройство жизни там другое.
- А как поживает знаменитый гжельский художественный промысел?
- Трудно поживает. Сейчас тяжело приходится всем промыслам, не только нашему — мы давно уже не получаем поддержки от государства. Сопротивляемся, конечно, как можем, мы же понимаем значимость народного искусства. Гжель — древнейший в России центр керамики, ему уже больше 650 лет!
- Как он вообще зародился?
- Условия были благодатные. Земля в тех местах неплодородная, рассчитывать на большие урожаи крестьянам не приходилось. Зато она очень богата всеми видами глины, так что все возникло естественно. Чем людям было заниматься долгими зимними вечерами? Садились всем семейством и лепили. Родители — что посерьезнее, всякую гончарную утварь. А детишки — свистульки, игрушки, разные забавные фигурки. Потом везли все это на базар. Гжельцы никогда не были крепостными, у них была возможность свободно выезжать куда угодно. А Москва рядом, строительство в ней бурно развивалось. Строились храмы, богатые дома — искусство мастеров из Гжели оказалось востребовано. Оно же необычное, ничего подобного в мире нет — в нем радостное восприятие жизни. Природа вокруг была здоровая, леса непроходимые, богатство животного мира, растительного. Все это отражалось и в местной керамике.
- С каких изделий начинался промысел?
- Он прошел все стадии естественного развития, от простой домашней утвари. Если доведется когда-нибудь побывать в нашем музее, среди старинных экспонатов там можно увидеть огромные керамические емкости — для солений, варений — они почти рукотворные. Конечно, сделаны они были на гончарном круге, но рука человека в них чувствуется. Гончарный-то станок тогда какой был? Примитивный, из дерева! Лепили изделия для дома, для быта. И простым кирпичом не гнушались, в XVII-XVIII веках даже вывозили глину для изготовления кирпичей в Москву. Организовывали семейные артели, впоследствии из них родились крупные предприятия — например, выходцев из крестьян братьев Кузнецовых. Кстати, у нас там было много старообрядцев. И по сей день живут, даже сохранилась старообрядческая церковь.
- И сколько было таких артелей?
- Да, считайте, что ни семья, то артель! Семьи на Руси были большие, особенно у старообрядцев. У каждой была своя неповторимая марка, своя ниша. Нам, возможно, те люди показались бы малограмотными. Но на самом деле они были очень неглупые и сметливые. Понимали — если ты открываешь дело, тебе невыгодно кого-то повторять, ни к чему хорошему это не приведет. Что, собственно, сейчас и произошло… Марку растиражировали, где изделие мастера, где подделка — не понять. В этом только специалисты разбираются.
- Часто подделывают Гжель?
- С избытком. Понимаете, мастер должен творить на своей земле, в родных условиях. Когда уходишь, отрываешься от корней, это сказывается. Ремесло твое, возможно, и сохранится, но что-то подлинное в нем незаметно утратится. Так произошло и в Гжели. Когда в 90-е годы начались трудности с выплатой зарплаты, многие с завода поуходили — надо же было людям как-то жить. Кто-то даже формы воровал, и такое случалось. Организовывали свои артельчики — по гаражам лепили, кто как умел. Сейчас некоторые уже оперились, у них свои производства. Некоторые из наших выпускников там работают. А кто-то из них уехал за границу или графикой занимается. Нам, конечно, хотелось бы, чтобы они шли на завод. Но, как я уже сказала, условия для развития промысла сейчас не самые благодатные. Да и вообще, жизнь — она полосатая, то взлеты, то падения. Гжель их переживала не раз. Видимо, подошло время для очередного творческого кризиса, нужно что-то переосмыслить…
- И все-таки чем вызван этот кризис? Неужели только невниманием государства к существованию промысла?
- Нет, конечно же, эта причина не единственная. Но в чем проблема, объяснить трудно. Иногда ведь на процветании чего-то сказывается всего лишь прихоть моды! Так и с Гжелью — когда-то она была в моде, сейчас интерес к ней немного угас. Такое уже бывало. Еще перед революцией начался спад. В воздухе витала гроза, чувствовалось напряжение, людям было не до художественных промыслов. А потом произошла национализация заводов, Гражданская война, коллективизация… Гжельцы были людьми зажиточными, их семьями ссылали в Сибирь! После Великой Отечественной войны, казалось, промысел угас. Но постепенно началось возрождение. Некоторые художники и искусствоведы раскопали подлинники, вспоминали приемы росписи, потихоньку возобновилось производство. Тоже поначалу с посуды, потом пошла декоративная скульптура.
- Вы упомянули про моду, а помнится, была мода и на другую керамику — семь слоников в ряд.
- Было и такое. Кстати, как раз накануне возрождения промысла в Гжели. Наверное, керамика должна была окончательно деградировать, чтобы опять начать развиваться. (Смеется.)
- Какие традиции отличают Гжель от другой керамики?
- Во-первых, свободная роспись, неповторяемая. Конечно, в промышленности приходится использовать повтор, мастера пишут по образцу. Но в их рисунке тоже проявляется живость, какое-то собственное настроение. А в идеале мастер пишет без кальки — просто берет черепок и разукрашивает его так, как чувствует. Еще в гжельской традиции — любовь к безукоризненной форме. Я считаю, что в керамическом искусстве пластика вообще первична, она в основе. Необходимо прежде всего обыграть форму, выявить ее характерную пластику, подчеркнуть. Да, украсить. Но не переборщить, иначе можно запросто разрушить форму. Это дилетантский подход — мол, какой бы ни была форма, я ее распишу, и получится красиво. Да не получится, если она безграмотно слеплена! Важно избегать крайностей. Кстати, когда в искусстве появляется излишняя детализация, размельчение декора — это признак упадка.
- А когда в гжельской росписи появилось это узнаваемое сочетание белого с синим?
— Давным-давно, еще в XIX веке в Гжели писали синим по белому. Но такая роспись прежде не была столь массовой, раскрутили ее позже. А изначально гжель была разноцветной — и посуду, и игрушки расписывали несколькими красками. Сейчас об этом знают немногие, хотя наш завод выпускает не только сине-белую гжель, но и традиционную майолику, изделия из красной глины.
Но самое печальное, что понятие мастерства сейчас нивелируется. Раньше в любом деле мастер был необыкновенно уважаемым человеком. А сегодня такое впечатление, что у людей руки опустились. Видимо, народ подустал от всех этих кризисов… Но, думаю, это вскоре пройдет. Как только люди успокоятся, когда у них появится ощущение стабильности и надежда на постоянные заработки, они снова потянутся к искусству. Потому что народ наш еще здоров внутренне, у него есть тяга к красоте.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»
