Недавно Евгений Евтушенко отметил юбилей — 60 лет со дня публикации его первого стихотворения. Но 76-летний поэт не собирается почивать на лаврах: этим летом у него вышло несколько книг, одну из которых — «Моя футболиада» — он, по его собственному признанию, писал ровно сорок лет. А еще Евгений Александрович готовится вместе с композитором Раймондом Паулсом выпустить альбом лирических песен — и отправиться с ними в гастрольный тур по России.
Первые стихи
Евгений Александрович, вы, наверное, помните, каким волнующим событием был для вас выход первого стихотворения…
Да, ровно 60 лет назад произошло событие, изменившее мою жизнь: в газете «Советский спорт» напечатали мое первое стихотворение. Мне на тот момент еще не исполнилось 16 лет, у меня даже не было паспорта. Издательство находилось на Лубянской площади, и я туда принес свои стихи. Редактор внимательно их прочитал и сказал мне: «Стихи твои, мальчик, очень плохие! Ты сам когда-нибудь будешь смеяться над ними. Но ты очень способный, и я в тебя верю. Надо наполниться умом и пониманием, что поэзия — это не просто гантели, которыми мы сейчас играем. Стих — это исповедь. И ты должен сам исповедоваться перед другими и исповедоваться за тех людей, которые сами стихов не пишут — которые хотели бы высказаться, но не дал им Бог этот дар. А у тебя он есть. И для того чтобы понять, что эти стихи плохие, — надо их напечатать». И их напечатали. Какой я восторг при этом испытал! Я скупил все газеты, которые мне попались, и дарил их всем прохожим! Стихи мои были действительно ужасно смешные. И как мне тогда сказал тот редактор, «все самое хорошее тебе только предстоит написать», так это и получилось.
Но вы как-то отметили то, что ваше стихотворение опубликовано в газете?
Конечно! Я получил огромный по тем временам гонорар — 350 рублей. Тогда бутылка шампанского стоила 12 рублей — представляете, какие это были огромные деньги! Тогда единственным популярным напитком среди детей моего возраста был сухой лимонад. Бросаешь такую таблеточку в стакан — и все. И вот мы его пили. А мне очень хотелось попробовать сухое вино. Что это такое — я до конца не понимал. Я пришел в ресторан и заказал сухое вино. Мне принесли какой-то напиток. А я спросил: «А где же сухое вино?» И официант мне ответил: «А, мальчик, я тебя понимаю! Извини — сегодня у нас только мокрое вино, все сухое кончилось. Приходи в следующий раз!» Это все так было забавно… А потом, через какое-то время, я стал писать настоящие стихи — и они действительно были исповедальными…
Поэтическая футболиада
У вас только что вышла книга «Моя футболиада». Почему вы решили написать именно про этот вид спорта?
Я всегда любил футбол. Я был очень способным вратарем. И мало кто знает, но меня даже брали в дубль «Динамо» — после того как я взял три пенальти, играя за команду мальчиков «Буревестник». Почему я написал книгу о футболе? Тогда был совсем другой футбол! Тогда свобода существовала только в личной жизни по ночам, в поэзии и на футбольном поле. И были замечательные футболисты. Сейчас же футболисты — больше бизнесмены. И они даже потеряли чувство того, что футбол — это настоящая игра и в ней должно быть что-то такое чистое и детское. Есть очень хороший футболист, которого я люблю, — Андрей Аршавин. Он сейчас выехал за границу и получает 80 000 фунтов стерлингов в неделю. И он жалуется английской прессе, что с этих денег надо еще платить налоги. Он забывает о том, что эти слова могут прочитать люди, которые его вырастили, которые его отдали в футбольную школу, которые платили за него. Прочитают и англичане, которые уже успели его полюбить и сами честно платят налоги. И вместо того чтобы поблагодарить их за гостеприимство, он говорит такие вещи. И это не потому, что он такой плохой мальчик, а потому, что, к сожалению, для многих людей сейчас деньги стали единственным смыслом жизни. Разве не так? А тогда футболисты наши — я говорю про спортсменов тех, советских, времен — были отличные ребята! Я их всех знал, они были идолами, но они никогда себя не вели так. Тогда было потрясающие поколение ребятишек из коммунальных квартир — они не были ничем испорчены, у них не было никакого страха перед лордами в бутсах. Когда в 1945 году русские люди — вот эти ребятишки — приехали в Англию и разгромили там лучшие команды, то те просто остолбенели от того, что произошло.
Скажите, а какой для вас матч — из тех, что вы видели, — был самым потрясающим?
В 1955 году в Москве был матч между сборными СССР и ГДР. Прошло ровно десть лет после войны. Мало кто знает об этом, а молодое поколение и вовсе не слышало, но после войны домой вернулось много инвалидов. И советская власть старалась от них всячески избавиться, высылая из Москвы. И вдруг в день матча неожиданно, как будто из-под земли, выросли эти инвалиды — как привидения той войны! Их было довольно много, и они покатили к стадиону со всех сторон, грохоча своими деревянными платформами. Они надели свою военную форму, медали, и на груди у них были надписи «Бей фрицев!» — или кое-что еще похуже. Я был тогда на матче с поэтом Женей Винокуровым — мы еле достали два билета! Женя успел повоевать, он был на семь лет меня старше, и его трясло от увиденного — вообще это было страшное зрелище! Люди думали, что сейчас произойдет что-то страшное. Контролерши пропускали инвалидов без билетов — люди поднимали их на руки и проносили над головами. Их ставили прямо на гаревую дорожку, и футболисты, когда начинали играть, чувствовали каждый их взгляд. И тем не менее — там случилось что-то, что перевернуло мне душу. И я почувствовал, что такое человечность и человечество. Когда наш советский футболист забил первый гол, то один из немцев подошел и пожал ему руку. Такому даже эти инвалиды удивились и одобрительно закивали. Вот она, загадочная русская душа! В первый раз я подобное увидел, когда пленные немцы в 1944 году проходили от Белорусского вокзала на Курский по Садовому кольцу. Возле одного из кинотеатров женщины в кирзовых сапогах прорвали оцепление и бросились к ним. И когда казалось, что они разорвут их на части, — они вдруг, увидев этих солдат — израненных, в обмотках, — стали совать им свои пайки, яблоки, что у них было… И это для меня стало потрясающим зрелищем!..
Земля Гренады
В те годы только у спортсменов, наверное, и была возможность побывать за границей?
Да — мы тогда об этом даже не мечтали. Поэтому мы языкам даже не учились по-настоящему — кроме тех ребят, кто был нацелен на дипломатическую карьеру. Уже гораздо позже я побывал в 96 странах… А когда стал депутатом горбачевского парламента — я настоял на запрещении выездных комиссий. Я сказал, что надо уничтожить эти унизительные для человеческого достоинства органы, когда какие-то пенсионеры или молоденькие девицы решают: пустить или не пустить кого-то в другую страну. Меня не выпускали из СССР четыре раза и вместе со мной — бедного Муслима Магомаева. Мы все время проходили — и потом нас ссаживали с поезда, с самолета… Знаменитый поэт Михаил Светлов, автор «Гренады», хотел поехать, чтобы посмотреть на эту Гренаду хоть глазочком. И ему стали читать лекции: как он должен был себя там вести. Он возмутился: «Вам не стыдно это говорить мне?» А девочка из комиссии: «Михаил Аркадьевич, но вы же никогда не были за границей!» На что он ответил: «Знаете, вы глубоко заблуждаетесь. Я не был за границей как турист — но как майор Красной Армии я освободил народ пяти держав в Европе!» После этих слов он разорвал свою анкету и так ни разу там и не побывал. И когда я узнал об этом, я поклялся, что привезу землю с Гренады и высыплю ее на могилу этого замечательного поэта…
Секрет для всех
Я слышала, что у вас какой-то секретный проект с Раймондом Паулсом, — это правда?
Я хочу вас обрадовать: я созванивался с Раймондом Паулсом как раз по этому проекту. Он уже написал 13 песен на мои новые лирические стихи, никому не известные. А хочет, чтобы их было 20. И чтобы мы с ним выпустили пластинку и устроили большой гастрольный тур по России. Например, есть такой стих — называется «Это женщина моя». И там есть одно слово, изобретенное мною. И я все Раймонда спрашиваю: «Как же его петь будут?» А он отвечает: «А зачем это петь? Это надо произнести». Вот так все просто!
А что это за слово?
Слово мне это лично очень нравится — его нет в словаре Даля и во всех других словарях: «Я был влюбчив, я был въюбчив!» Наверное, это в полной мере меня характеризует…
