David Sylvian «Manafon»

Будет нелегко. Привычных форм и звуков почти не будет — только загадочные электронные шумы и отголоски будто бы случайно задетых струн, непонятные шорохи и рассыпающаяся капель пианино, звучащего так, словно кто-то роняет на клавиши небольшие предметы, сбивающиеся щелчки и неожиданные взвизгивания скрипок. Над всеми этими как бы разрозненными звуками с безразличной грацией парит тягучий, завораживающий баритон самого Сильвиана. Почему это всё складывается вместе в едва ли не самую проникновенную пластинку этого года, понять довольно сложно.

Дэвид Сильвиан, всю свою сольную карьеру внимательно смотревший в бездну всего экспериментального и авангардного, в последние несколько лет ударился в какой-то окончательный, обнаженный минимализм. Его предыдущая пластинка «Blemish» почти полностью состояла из электрического гудения, редких всплесков гитары и его голоса. «Manafon» записывался чуть большим составом — в тех импровизационных сессиях, что легли в основу альбома, участвовали гитаристы и контрабасисты, ди-джеи и кларнетисты, пианисты и манипуляторы звука. Но даже при таком немаленьком составе музыкантов основной звук на этой пластинке — это отсутствие звука. Впрочем, это и основная тема этого альбома — отсутствие, пустота, потеря того, что раньше занимало огромное место в твоём мире. Сильвиан поёт усталым, мудрым голосом человека, который уже смирился с тем, что его мир рассыпался на части — и то же самое случилось с сопровождающей его музыкой, которая словно силится собраться обратно, но не очень-то преуспевает в этом. Этот процесс не сборки даже, а попытки сборки завораживает чрезвычайно — как будто прямо при тебе кто-то совершает не очень понятные, но очевидно волшебные манипуляции. «И после короткого всплеска помех радио замолчало» — поёт Сильвиан в одной из самых красивых здешних песен «Snow White in Appalachia»; и, в принципе, весь альбом «Manafon» — это описанный в этих строчках процесс, растянувшийся на сорок с лишним минут.