В судьбе актрисы Красноярского театра им. Пушкина Виктории Болотовой немалую роль сыграли счастливые случайности. Ушла из краевой драмы Жанна Коняева, и Викторию приняли в театр — на Раю, роль Коняевой в «Чужом ребенке».
Режиссер Алексей Крикливый увидел, как Болотова лихо скатывается по перилам — и только ее захотел видеть в своем спектакле «Бунтовщики в Интернете». А однажды Вика в эмоциях что-то высказала главному режиссеру театра Олегу Рыбкину — и тот, не слушая ничьих возражений, взял ее на роль Реганы в «Короля Лира». Самое главное — режиссеры в ней не ошиблись. Вот и в недавней премьере «Темные аллеи» дуэт Виктории Болотовой и Даниила Коновалова стал одним из самых сильных и запоминающихся.
Почти не играю
Есть два спектакля, где я почти ничего не играю — «Трамвай «Желание» и «Темные аллеи», — говорит актриса. — Я выношу в них на сцене саму себя — свои чувства, свои эмоции, что бы со мной могло происходить в подобных обстоятельствах. В Поле в «Темных аллеях» — мое кокетство, мой юмор. Какой я ее вижу? Жизнь подвела ее к какому-то краю, она стала проституткой. Но внутри Поля все равно осталась чистой и светлой. Про таких говорят, что к ним грязь не прилипает, человек не от мира сего. Наверное, поэтому она и не смогла выжить в неприветливом мире, с ее детской наивностью, чистотой. Эта роль как-то сразу на меня легла, еще в читке.
Чувствуется, Вика, что вам и с партнером в «Темных аллеях» повезло.
Даня — исключительный партнер, лучше и пожелать невозможно! Он очень чуткий, на сцене в первую очередь думает не о себе, а о партнере. И если что-то вдруг пошло не так, всегда поддержит. Зритель в таких случаях может и не заметить какие-то ошибки, о них знаем только мы. Как, например, я как-то поскользнулась, и у меня нечаянно слетел сапог, который Даня должен был снимать. Или однажды упала и начала путать текст. Такого наговорила — что у моего бывшего любовника шулера глаза сухие, губы провалились — то есть все наоборот! (Смеется.) Мы оба раскололись, засмеялись. Но как-то выкрутились, будто так и надо.
Часто раскалываетесь на сцене?
Ой, я страшная хохотушка! И вообще мечтаю играть в комедиях, но меня в них почему-то не берут. Хотя, как мне признавались партнерши по нашему дипломному спектаклю «Восемь любящих женщин», все они раскалывались, глядя на мою Огюстину. Но, увы, на профессиональной сцене у меня таких ролей до сих пор не было... Еще в моем первом театре, томском ТЮЗе, где я проработала два года, занимали исключительно в трагических ролях, где нужно было плакать, страдать. Сыграла Джульетту, Золушку. А мне так хочется играть еще и что-то комическое, экспрессивное! Очень люблю разыгрывать своих близких.
Хотите сказать, что трагизм вам не присущ?
Еще как присущ! Моя проблема в том, что я человек крайностей. Смеюсь от души, но и плачу очень горько. Во мне нет золотой середины, баланса — все вокруг или белое, или черное. И в жизни, и на сцене. Это очень мешает. Наверное, потому у меня и спектакли неровные... Помню, как некоторые на выпуске «Лира» — вскользь, «по-дружески» — говорили очень обидные вещи, и на мне это сильно сказывалось. А еще мне необходимо время, чтобы настроиться на спектакль, довести себя до нужного состояния. Не могу сидеть за кулисами и смеяться, а потом выходить на сцену играть трагедию.
Недоиграла
Вы упомянули «Короля Лира», и мне вспомнилось, как неожиданно было узнать о вашем назначении на роль Реганы. Было любопытно, как актриса положительного обаяния сыграет хитрую и коварную злодейку.
Честно говоря, Регана у меня не сразу получилась, играла ее нестабильно. И лишь совсем недавно, как мне кажется, поняла ее характер мягкой кошечки с железными когтями. На своей шкуре прочувствовала, сколько подлости может скрываться за внешней мягкостью и ангельской наружностью, — сколько таких людей, которые в глаза тебе улыбаются, а за спиной совершают такие поступки, что волосы дыбом... Вот такая, по моему ощущению, Регана. Мне очень жаль, что рано сняли этот спектакль, чувствую, что я его недоиграла.
Еще о каких-то недоигранных ролях сожалеете?
О «Мотыльке». Мне вообще поначалу не очень везло в театре им. Пушкина. Наш прежний директор Бейлин не хотел меня брать, на этом настоял режиссер Владимир Гурфинкель, который ввел меня в «Чужого ребенка». Потом Алексей Крикливый, опять же вопреки протестам Бейлина, взял меня на роль Юли в «Бунтовщиков в Интернете», за что я ему очень благодарна — до сих пор это одна из моих самых любимых работ.
А тема самоубийства, волнующая вашу героиню, для вас самой на момент репетиций не была актуальна?..
Хотите спросить, не испытывала ли я отчаяния от невостребованности в театре? (Улыбается.) Нет, при всех крайностях своего характера до таких мыслей я никогда не доходила. Может, потому, что я человек верующий и осознаю греховность подобного поступка — сам по себе шаг в бездну ужасен, но потом ведь еще придется вечность за это расплачиваться! Хотя, наверное, у каждого человека случаются моменты, когда не хочется жить. Но не все идут до конца. В моей семье произошла такая трагедия — моя двоюродная сестра сбросилась с высотки. Это было страшно... И причина распространенная — неразделенная любовь, как у моей героини Юли. Вы знаете, мы долго обсуждали, каким должен быть финал спектакля. Хотелось, чтобы молодежь задумалась: самоубийство — это не настолько романтично, как может показаться. И решиться на него не так-то просто. Надеюсь, нам удается донести эту мысль. На форуме театра один мужчина написал, что такой спектакль нужен не столько детям, сколько родителям. Чтобы они задумались, где их дети...
Не выношу, когда на меня кричат
Мне запомнились репетиции «Бунтовщиков» — было ощущение, что эта работа давалась вам через сильную внутреннюю ломку.
Так и было поначалу, Алексей меня сильно ругал. А когда в первый раз назвал дурой, помню, я на него очень обиделась. (Смеется.) Сейчас смешно об этом вспоминать.
Почему смешно?
Потому что он ругался не со зла, он любил меня как актрису и доверял мне. И ему, и нам с моим партнером Максимом Третьяком очень хотелось, чтобы спектакль получился. Но если меня бить по рукам, ничего хорошего не выйдет. А Алексей не бил, он позволял мне что-то придумывать, привносить в роль, но при этом очень бережно корректировал. Вообще режиссерам со мной непросто.
Разве?
Правда-правда. Я не выношу, когда на меня кричат, сразу зажимаюсь. При этом на лице появляется такая надменность и холодность, как я сама говорю — это во мне заговорила прабабушка-дворянка. (Смеется.) Все эмоции отражены — какому режиссеру такое понравится? Благо, Олег Алексеевич Рыбкин не обращает на это внимания, не воспринимает как что-то фатальное. И я как-то быстро сама успокаиваюсь, прихожу в себя.
У Олега Рыбкина вы, кстати, сыграли одну из самых значительных своих ролей — Стеллу в «Трамвае «Желание». И хотя, как говорите, это еще одна роль, где вы выносите на сцену саму себя, ваши Поля и Стелла абсолютно не схожи.
Спасибо. Я очень боюсь самоповторов. Однажды, помню, перенесла свою придумку из одного спектакля в другой. А почему бы и нет, подумала, раз у меня это так хорошо получается? И я очень признательна нашей актрисе Галине Вениаминовне Саламатовой, которая дала мне тогда ценный урок. Она заметила это и сказала: «Вика, никогда больше так не делай. Лучше проиграй в работе, но не повторяйся». С тех пор стараюсь по максимуму отойти от уже найденного, как бы трудно это ни давалось.
Ваша Стелла словно всех и вся оправдывает. Не слишком ли она положительная?
Мы с Олегом Алексеевичем на этот счет тоже не сразу пришли к общему пониманию. Ему любящая, жертвующая собой Стелла показалась неинтересной. Но я сразу для себя решила, что она именно такая и никакая другая. У Уильямса вообще чуть ли не в каждой пьесе есть подобная героиня — жертвующая собой, любящая до фанатизма, несмотря на унижения. И другая, ее противоположность — с долей какого-то сумасшествия, порока, ущемленности. Видимо, в его глазах это две половинки женского начала, два полюса. Так вот, моя Стелла самозабвенно любит мужа и сестру, она разрывается между ними. Но в финале все равно остается с мужем. Иначе, наверное, и быть не может — мне кажется, любая женщина в чем-то трансформируется, когда живет с мужчиной, подстраивается под него. Моя прабабушка из дворянской семьи. Когда их семью сослали в Сибирь, она ухаживала здесь за свиньями. Но какая у нее при этом была осанка... Манеры жизнь опростила, но внутренний стержень сохранился. Такой я вижу и свою Стеллу. Она лишь внешне стала проще, вписалась в новые условия жизни. А ее аристократизм проявляется в ее воспитании, доброте и любви к близким людям.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск», №2 (243)
