Зеленый крокодил, торчащий из стойки в углу малой сцены — это то, что должно здесь смутить любого зрителя в первую очередь. Во вторую и третью очередь некоторую оторопь обязаны вызвать взрослые мужчины в дамских чепчиках, люди в противогазах и, конечно же, изрыгаемый сундуком человек в брюках сомнительной чистоты. В ТЮЗе поставили спектакль по Ф. М. Достоевскому — несложный, несколько странный, но не лишенный своего очарования.
«Бесы и мечтатели» представляют собой трагикомические зарисовки к двум повестям классика — «Крокодил» и «Слабое сердце». В первой питерский чиновник оказывается проглоченным заморской животиной, и извлечь его оттуда никак невозможно по коммерческим соображениям, да и сам он воспринимает тварь как «кафедру, с которой можно сказать много прекрасного». Герой другой новеллы внезапно оказывается «погребен» под множеством свалившихся на него радостей — помолвка с девушкой, щедрые авансы со стороны благодетеля — и все это доводит совестливого счастливца до состояния умопомешательства.
Режиссер Владимир Ветрогонов увлекся конструированием иррациональной, причудливой реальности миров Достоевского, насыщенной пугающими намеками и потаенной мистикой с очевидной щепоткой чертовщинки. Здесь грань между людьми и преисподней истерта до крайности — только ткни неосторожно в мировую ткань, и сразу же сквозь прореху на свет божий полезут бесы, распространяя вокруг зловоние и смущая человеческие умы. Точно так же чиновник Иван Матвеевич (Анатолий Кобельков), заживо проглоченный крокодилом, вещает миру свои сомнительные истины через задний проход рептилии; так же переписчик Вася Шумков (Анатолий Пузиков), находясь в полном цейтноте, не в силах оторваться от процесса мечтания, что совершенно сводит его с ума.
Натуры хрупкие и чувствительные, которыми наделены чаще прочих люди невеликого масштаба, в большей мере, нежели остальные, уязвимы как для служебного произвола, так и для влияния метафорических бесов. Единожды позволив своим грезам взять верх над рассудком, ориентированным прежде всего на выживание в жестокой повседневности, они обречены на общественный остракизм даже со стороны людей, ранее им сочувствовавших. Другие же склонны этим пользоваться, как, например, карикатурные немецкие дельцы из первой новеллы, довольные тем, что стоимость крокодила с живым человеком внутри многократно возросла. В итоге выходит натуральный памфлет о душе, где лирика неотделима от злого смеха, а одержимые персонажи намеренно комикуют, удаляя последние остатки уважения к своим типажам.
Столь ярко выраженная художественная атмосферность постановки в значительной мере играет и против неё — спектакль тягуч и утомителен для восприятия. Во втором акте особенно заметным становится то, как режиссер, обратив все внимание на хореографическое и сценографическое декорирование отдельных эпизодов, утрачивает контроль над динамикой драматического действа. Люди здесь нередко двигаются по сцене, изображая лыжный шаг, а спектакль же, фигурально выражаясь, наворачивает круги по колено в рыхлом снегу. Так и появляются говорящие чепчики (конечно, Геннадий Стариков в этом амплуа забавен, но к месту ли такая клоунада?) и раздающий новогодние подарки Дед Мороз в окружении чиновников в сюртуках. Развитие сюжета прекращается, а происходящее разбивается на набор кривых картинок, часть из которых рефреном повторяется вновь и вновь, видимо, имитируя бред воспаленного сознания; актеры как на новогоднем утреннике начинают взаимодействовать со зрителями (наиболее топорно это подается ещё в первом действии). «Бесы и мечтатели» очевидно нуждаются в том, чтобы их уплотнили, отмахнув от каждого акта минут по десять-пятнадцать, и не подменяли отсутствие событий бессмысленными бытовыми сценками. В конце концов, любое сумасшествие лучше подавать концентрированным.
Да, есть дополнительный повод рекомендовать этот спектакль той категории людей, которые порой забредают в театры в поисках народной любви — чиновникам и парламентариям всех калибров. В мастерстве сатиры Достоевский ничем не уступает Гоголю или Салтыкову-Щедрину; кажется, что на лбу у каждого государева человека здесь начертано «как бы чего не вышло» — и даже проглоченный беспокоится единственно о том, что подумает начальство.
Евгений Мельников,
фото: www.ktyz.ru
