Люблю, друзья, поздравлять, особенно люблю поздравлять тех, кого люблю. В начале апреля поводов множество, урожайное время на днюхи именитых персон. Я выбрал двух вышеназванных (не перепутать бы).
Алексею Клешко сорок. По натуре этот человек — работяга. Он пашет (а я тому свидетель, хоть и нечастый и невеликий) днем и ночью, без выходных и перекуров, себя не жалея, но, кажется, довольно снисходительно в этом плане относясь к окружающим. Дел у него — миллион и еще маленький хвостик, но дела не залеживаются, ползут вперед, когда медленно, когда быстро, но это уже в зависимости от обстоятельств.
Николай Васильевич также труженик. Как и почти всякий писатель. И так же работа его разнопланова: и проза, и драма, и заметки кое-какие, просто чтение. А если еще вспомнить непрестанную духовную деятельность, обычному глазу совсем не заметную, то внутреннее напряжение души Николая Васильевича, коли под него подпадет человек средний, обыватель, человечка этого испепелит на месте, тут уж не сомневайтесь. Годков вот Николаю Васильевичу немножко больше — 201.
Алексей Клешко щедр, открыт и гостеприимен, приветлив: никогда не забуду вкуснейшие конфеты с орехами, которые я без зазрения и угрызения уничтожал в его кабинете при нашем знакомстве. Да еще домой втихаря с десяток штук прихватил.
Николай Васильевич скорее закрыт, сложен, противоречив. Он более в себе, на людях же вообще часто не адекватен. Никогда не забуду его маленький «королевский двор» в Италии, где он вел себя до глупости напыщенно и надменно, представляя из себя эдакую царскую особу от литературы. И конфетами меня не баловал.
Алексей Клешко результативен. Не все знают, но помимо Фонда Астафьева, Алексей Клешко занимается еще и политикой, и как я слышал, там у него есть определенные достижения. Но эта его ипостась меня мало интересует, надеюсь, и сам Алексей Михайлович понимает преходящесть, сиюминутность всего политического. Главное для него, уверен, он понимает и это — неразрывная связь с литературным процессом, которая обеспечит ему в будущем надежное место в памяти потомков, в вечности, может быть, рядом с тем же Николаем Васильевичем.
Николай Васильевич также результативен, и весьма. Перечислять его удавшиеся и завершенные работы бессмысленно: их и так все знают, да их и слишком много. Назову лишь свои любимые: сборник петербургских повестей (на мой взгляд, вообще лучший сборник прозы всех времен и народов), ну и «Мертвые души», конечно. У Алексея Михайловича против этого есть регулярный выход альманаха молодой современной российской литературы «Первовестник», налаженная работа Фонда Астафьева, вручение премий молодым писателям (и вся непростая, хоть и незаметная околоврученческая кутерьма). В сравнении Николай Васильевич слегка впереди, но он и постарше будет. На 161 год.
Перечитал и удивился, как легко объединились и даже предстали в чем-то похожими эти столь разные и далекие по времени господа. А тут еще и другие любимые мои стучатся: лучший, на мой взгляд, писатель восемнадцатого столетия Джакомо Казанова (почитайте, как он из тюрьмы сбегал), у которого в эти апрельские дни юбилей, Эмиль Золя также с юбилейными претензиями (170-летие).
Поздравляю их всех, но более других все же АМК и НВГ, потому что их знаю, потому что свои, родные:
Алексею Михайловичу — здоровья, бережливости по отношению к себе, вечного двигателя в голове и в сердце;
Николаю Васильевичу — бесконечной любви всех русскочитающих на все эры вперед, и, главное, чтоб эти самые русскочитающие не переводились.
Антон Нечаев
