Братство метафор

Игорь Майстровский — волшебник плаката, состоялся и блистал в годы «перестройки». На излете СССР и в двух шагах от «шоковой терапии» художники в центральном издательстве «Рекламфильм» получили уникальный, но короткий, исторический шанс отвязаться от идеологической цензуры и одновременно не попасть под диктат примитивной коммерции. «Это было счастливое время — наш звездный час. ... Только что разрешили дышать и видеть, смотреть и слышать», — вспоминал художник «эпоху перемен».

Достигая свободы выражения в жанре киноплаката, Майстровский сформировал уникальную авторскую поэтику в русле воспрянувшего в 80-е «магического реализма».

Мистериальная эстетика, конечно, не вчера овладела сердцами художников: и мистика, и волшебство — постоянные спутники культуры. Однако, нас особенно трогает и занимает возвращение тайны в модернистскую эпоху с ее пафосом ясности, разума и света. В советском читателе-зрителе эту потребность в чудесной темноте сформировали «Мастер и Маргарита». Кажется, эмоционально-настроенчески Майстровский выходит на сцену городов и весей из этого же булгаковского уюта.

Интересно, что при всей этой трепетности коллеги считали его «рациональным» художником. Он «строит плакат, выверяя соотношения частей, как в архитектурном сооружении, чем достигает монументальности плаката» (Ефим Цвик).

Да, все изображения строго фронтальны (анфас или профиль) и симметричны, всегда ставятся в центр. Наверное, для Майстровского такая статичность формы, интенсивность покоя восходит корнями к раннему Ренессансу и ... лубку-простовику.

Несмотря на камерность выставки, обнаруживаем братство-богатство острых и многозначных метафор. Здесь есть свои «Восемь с половиной» шедевров, далеко выводящих смысл за рамки номинального кино-мотива.

Так, глубокий образ «зашитых глаз» излучает еще один генеральный загадочный мотив: напряженную связку видимого и невидимого. Майстровский тоже верит в «сладостное чудо» скрытого. Эта работа фактически — авторефлексия: ведь художник сам как бы «закрывает глаза» при просмотре кино. И ему открывается «чудесное». То невидимое — к чему «подшита» визуальная поверхность, в чем содержится бессознательное кинематографа.

У маэстро перестроечного плаката сложился особый метод выразительности — перестройка лица и тела. Экспозиция представляет большой набор гибридных трансформаций: голова-плита, голова-портфель, голова-мороженое, голова-луна, грудь-гармонь, человек-петух, человек-кино-лента... Все это опыты и фигуры становления.