Крохотный великий человек иногда печально вздыхал, вспоминая, что торгует сахарными щипцами и мисками, но быстро утешался, думая о «Великой галерее Искусств Кобвела», которая размещалась позади его магазина в просторном зале. Туда вела лестница из шести ступенек, покрытая ковром. Зеленые занавеси и грязно-желтые витражи придавали ей сходство с моргом. И стоило переступить порог галереи, как это впечатление усиливалось, ибо зал пропах клопами, древесным жучком, пережаренным луком, нафталином и мочой. Но вы забывали об этой вони, бросив взгляд на ослепительное убожество сего печального музея, удручающей безысходности которого не замечал лишь сам мистер Грегори Кобвел. И хотя он приобрел свои экспонаты по бросовой цене, Кобвел считал подлинниками развешанные по стенам убогие репродукции французских живописцев – все эти Верне, Арпиньи, Энгры, Фантен-Латуры (персонажам последнего вернули приличие, облачив в плотные одежды); в вечном полумраке прозябали поддельные гобелены, фальшивый севрский фарфор, изготовленный в Бельгии мустьерский фаянс и, словно покрытая изморозью, стеклянная посуда. Он с бесконечной нежностью взирал на варварские скульптурные группы, которые считал вышедшими из-под резца Пигаля и Пюже, и даже самих Торвальдсена и Родена. В каждом уголке, словно бесценные сокровища, прятались абсурдные, гротескные изделия, раскрашенные во все цвета радуги – непристойные фетиши заморских островов, гримасничающие святые Испании в изъеденных молью одеяниях, фигуры, напоминающие о Брюгге, Флоренции или Каппакадокии, безумное скопище скучнейших предметов, по которым, не останавливаясь, скользил равнодушный глаз. Дрожащей рукой Кобвел ласкал, будто не имеющие цены раритеты, эти грубые поделки, найденные по случаю и обреченные на уценку с момента их появления на свет. Когда он стоял, созерцая унылую белизну дриад из искусственного мрамора, стыдливо прячущихся во мраке ниш, его душа начинала стесняться от непонятной языческой набожности.
Каждый год. Да. Каждый год на этом море проваливаются машины и каждый год рыбаков снимают с льдин, поднимая в небо вертолеты и спас отряды, которые содержатся на деньги налогоплательщиков.
Ничего не понимаю! Ну какая такая острая необходимость, что за дела такие в районе Даурского, что позарез приспичило ехать на машине через залив в таких условиях???? Так рисковать, пренебрегая всеми мыслимыми и немыслимыми правилами. Тупо, аж обидно за людей.
Прошло не больше 10 дней, с тех пор как замерзло водохранилище. это абсолютное безумие лезти на тонкий лед на авто, да еще и с женщиной. Закон должен самым строгим образом отреагировать. Может другие любители подобного экстрима задумаются.
Быстрей бы уже закончился этот 2022 в России рекордная смертность среди мужчин и женщин. А может специально сделал? Такой сюжет уже был в одной из частей фильмов воставшие из ада.
Туда вела лестница из шести ступенек, покрытая ковром. Зеленые занавеси и грязно-желтые витражи придавали ей сходство с моргом. И стоило переступить порог галереи, как это впечатление усиливалось, ибо зал пропах клопами, древесным жучком, пережаренным луком, нафталином и мочой.
Но вы забывали об этой вони, бросив взгляд на ослепительное убожество сего печального музея, удручающей безысходности которого не замечал лишь сам мистер Грегори Кобвел.
И хотя он приобрел свои экспонаты по бросовой цене, Кобвел считал подлинниками развешанные по стенам убогие репродукции французских живописцев – все эти Верне, Арпиньи, Энгры, Фантен-Латуры (персонажам последнего вернули приличие, облачив в плотные одежды); в вечном полумраке прозябали поддельные гобелены, фальшивый севрский фарфор, изготовленный в Бельгии мустьерский фаянс и, словно покрытая изморозью, стеклянная посуда.
Он с бесконечной нежностью взирал на варварские скульптурные группы, которые считал вышедшими из-под резца Пигаля и Пюже, и даже самих Торвальдсена и Родена.
В каждом уголке, словно бесценные сокровища, прятались абсурдные, гротескные изделия, раскрашенные во все цвета радуги – непристойные фетиши заморских островов, гримасничающие святые Испании в изъеденных молью одеяниях, фигуры, напоминающие о Брюгге, Флоренции или Каппакадокии, безумное скопище скучнейших предметов, по которым, не останавливаясь, скользил равнодушный глаз.
Дрожащей рукой Кобвел ласкал, будто не имеющие цены раритеты, эти грубые поделки, найденные по случаю и обреченные на уценку с момента их появления на свет. Когда он стоял, созерцая унылую белизну дриад из искусственного мрамора, стыдливо прячущихся во мраке ниш, его душа начинала стесняться от непонятной языческой набожности.
А может специально сделал? Такой сюжет уже был в одной из частей фильмов воставшие из ада.